Таинственная любовница - Страница 74


К оглавлению

74

Вода в реке казалась красноватой — кое-где на своем пути она уже смыла пласты плодородной почвы. Люди содрогнулись, когда увидели красную воду. Цвет крови! Неужели Нил сегодня в плохом настроении?

С минарета донесся голос муэдзина: «Аллах велик, и Магомет — пророк его!» Тотчас воцарилась тишина, мужчины и женщины замерли, склонив головы в молитве. Мы на своей террасе тоже замолчали. Я представила, сколько людей сейчас просят Аллаха не позволить воде подняться и затопить поля. Я полагаю, что хотя они молились Аллаху и его пророку Магомету, многие из них верили в то, что, согласно древним традициям, разгневанных богов можно умиротворить, если бросить в эти бурные воды девственницу — и гневные боги, которые заставили воды подняться, будут удовлетворены этим, прикажут реке успокоиться и не причинять вреда людям.

Мы наблюдали, как процессия направляется к реке. Над толпой развевались флаги, на них были какие-то надписи, вероятно, из Корана, но я не была в этом уверена. Возможно, и нет. Я подумала о том, что традиция ублажать богов таким вот образом передавалась из поколения в поколение задолго до рождения пророка Магомета.

В гуще толпы двигалась повозка. На ней лежала большая, в рост человека, кукла, олицетворявшая девственницу. Кукла очень походила на живую девушку. Нижнюю часть ее лица скрывала чадра, на запястьях — серебряные браслеты; одета она была в прекрасные белые одежды. Когда процессия приблизилась и я получила возможность рассмотреть ее, то не могла поверить, что это — не реальная девушка; к тому же в ее лице было что-то очень знакомое…

Процессия прошла мимо нас.

— А почему они сделали куклу с закрытыми глазами? — поинтересовался Адриан.

— Думаю, — заметила я, — потому что она знает, что ее ждет. Вероятно, если тебя собираются бросить в реку, ты не захочешь видеть галдящую толпу, которая собралась поглазеть на такое зрелище.

— Но это же всего лишь кукла, — возразил Адриан.

— Она должна выглядеть как можно реалистичнее, я полагаю, — проговорила я. — Кого она мне напоминает? Знаю! Маленькую Ясмин, девушку, которая расшила мои домашние туфли!

— Ну конечно! — воскликнула Теодосия. — А я-то пытаюсь вспомнить, на кого она похожа!

— Это ваша знакомая? — спросил Адриан.

— Девушка, у которой мы иногда кое-что покупаем на базаре. Очаровательное существо, к тому же, немного говорит по-английски.

— Да, — заметил Адриан, — многие здесь кажутся нам на одно лицо. Наверное, мы им тоже.

— Ты и Тибальт, например, совершенно разные, а Эван — совершенно не похож ни на одного из вас. Точно так же, как и Теренс. Да и другие.

— Ах, Джудит, тебе лишь бы поспорить. Смотри!

В этот момент куклу подняли высоко над толпой и швырнули в бурлящую воду Нила. Мы видели, как она сразу же утонула. На берегу послышались ликующие крики, глубокий вздох. Рассерженные боги приняли дань. Теперь можно было надеяться, что река останется в своих берегах.

Странно, но наводнения действительно не было.

* * *

Во дворец прибыли подарки — от паши, в знак его особого благоволения. Мне он прислал очень дорогое украшение, выполненное в форме цветка лотоса, усыпанного жемчугом и покрытого лазурью. Оно было очень красивым. И Теодосия, и Табита получили подобные украшения, но мое было более богатым.

Тибальт рассмеялся:

— Совершенно очевидно, что ты понравилась ему больше всех. Это — священный цветок Египта, он символизирует пробуждение души.

— Мне следует написать льстивое письмо и выразить свою нижайшую благодарность, — заметила я.

Теодосия показала мне свое украшение, оно было изготовлено из полевого шпата и халцедона.

— Лучше бы он ничего не присылал мне, — проговорила она. — Я чувствую, как от этого цветка исходит какое-то зло.

Бедная Теодосия, у нее сейчас была неприятная полоса в жизни. Каждое утро ее мутило, болела голова. Но больше всего ее терзала тоска по дому, которая становилась все сильнее. Эвану, должно быть, приходилось нелегко с ней. Он как-то сказал мне, что когда эта экспедиция закончится, постарается никогда больше не принимать участия в подобных предприятиях. Видимо, Эван был убежден в том, что тихая университетская жизнь больше подходит Теодосии. А она действительно впадает в серьезную депрессию, если в любом, самом невинном подарке ей видится какое-то зло.

По пути на базар она рассказала мне, как Мустафа перепугался, увидев ее украшение.

— Мустафа! — пожала я плечами. — О Господи! Надеюсь, они не заведут снова свои песни: «Возвращайтесь домой, миледи!»

— Он боялся прикоснуться к этому украшению, сказал, что оно означает пробуждение души, а это возможно только после смерти.

— Какая чепуха! Все дело в том, что эти двое хотят вернуться в Гиза-Хаус. Поэтому они и пытаются заставить нас повлиять на Тибальта. Они, наверное, совсем с ума сошли, если предполагают, что мы в силах это сделать!

— О, Тибальт предпочтет увидеть всех нас мертвыми, только бы он мог и впредь искать свои гробницы.

— Говорить такое — несправедливо, абсурдно и смехотворно! — возмутилась я.

— Правда? Да он всех загоняет до смерти. Он ненавидит праздники и выходные. Ему бы только работать и работать… Он похож на человека, продавшего душу дьяволу!

— Что за ерунду ты несешь!

— Все говорят, что там ничего нет. Оставаться здесь — напрасная трата времени и денег. Но Тибальт и слушать ничего не хочет. Сэр Эдвард умер. Но прежде, чем умереть, он признал, что потерпел неудачу в поисках. Тибальт тоже потерпел неудачу. Но не желает этого признавать.

74