— Может показаться жестоким, что я сейчас чувствую облегчение, но я не могу иначе, — сказала она. — В любом случае, для него это была не жизнь, Джудит. Большую часть времени он не осознавал, кто он такой.
— Не думаю, что вам стоит упрекать себя в том, что вы чувствуете облегчение, — заверила я.
— И все же, мне как-то неловко. Я все ломаю голову, что еще можно было бы сделать.
— А что вы могли сделать?
— Не знаю. Но я была счастлива только тогда, когда могла забыть о его существовании, а это — нехорошо.
Я взглянула на нее. Она выглядела иначе — моложе, — и ее красота засияла с новой силой.
Мы проходили мимо лавки, в которой раньше работала Ясмин. Старик снова сидел на ее месте. Он поднял голову и увидел меня. Я знала, что он хотел по привычке пробормотать: «Да пребудет с тобой Аллах!», но потом передумал и снова углубился в свою работу.
Мы направились дальше. Когда проходили мимо предсказателя, он заговорил с нами. Табита села на коврик.
— С плеч снят огромный груз, — проговорил он. — Вы счастливы так, как не было уже очень давно.
Он поднял взгляд на меня и похлопал по коврику с другой стороны от себя.
— Вы любимы. Вам следует уезжать — далеко, в страну дождей. Вы будете жить в радости, потому что вы любимы, и бремя не лежит более на ваших плечах.
Табита покраснела.
Я подумала: он имеет в виду Тибальта. Тибальт любит ее, и она любит Тибальта, и она свободна… но теперь несвободен он. Почему они не подождали еще немного? Ему не следовало спешить с женитьбой ради…
Предсказатель перевел взгляд на меня.
— Возвращайтесь, леди, — сказал он. — Летучая мышь вьется над вами. Она вьется, как большой ястреб, леди. Она выжидает.
— Спасибо, — ответила я. — Мое будущее всегда одно и то же. Но я надеюсь, скоро эта летучая мышь куда-нибудь все же улетит.
Он не понял меня. Мы положили монетки в его плошку и ушли.
— Ну конечно он такой же, как цыгане у нас в Англии. Они предсказывают то, что, по их мнению, произведет наибольшее впечатление, — проговорила Табита.
— Ну меня его предостережения уже не впечатляют. Но они очень расстраивают Теодосию.
— Мировоззрение этих людей сильно отличается от нашего. Ему присущ мистический подход. Они всегда утверждают, что у человека есть некий выбор, и поэтому он в состоянии избежать ударов судьбы…
— А вот этот предсказатель всегда советует мне уезжать домой. Странно… Мне непонятно, почему. Я хороший клиент. Он ведь потеряет меня, если я всерьез восприму его предостережения, разве не так?
— Пожалуй.
— Но, по крайней мере, он не ошибся по поводу бремени, которое вы сбросили с плеч. Думаю, ему передают сведения о нас, и он использует их в своих предсказаниях.
— Это меня не удивило бы, — согласилась Табита.
Эван подошел ко мне, когда я сидела на террасе. Мне всегда нравилось сидеть там в одиночестве и смотреть на закат. Меня потрясало, как может такое быть — вот солнце сияет на небе, а вот спустя мгновение оно исчезает, и мир почти сразу погружается во тьму. Я с тоской вспоминала долгие сумерки дома, когда постепенно становилось все темнее, и вечер наступал как-то неохотно.
— Я рад, что застал вас одну, Джудит, — сказал Эван. — Хотел поговорить о Теодосии.
— Как она себя чувствует сегодня?
— Сильно угнетена.
— Как вы думаете, может быть, ей стоит вернуться домой?
— Мне бы этого очень не хотелось, но я начинаю склоняться к мысли, что это — самый лучший выход.
— Она не захочет покинуть вас. А вы не могли бы поехать с ней?
— Сомневаюсь, чтобы Тибальт согласился отпустить меня.
— А… понимаю.
— Думаю, что если бы это было крайней необходимостью, он бы отпустил… но такой необходимости нет. Конечно, Теодосии не подходит этот климат, а теперь, когда она ждет ребенка…
— Я знаю. Но до этого времени мы наверняка уедем.
— Возможно. Но ей не становится лучше… только хуже. Это место как-то странно влияет на нее.
— Так, может быть, лучше пусть едет домой и ждет вас там?
— Не думаю, что она захочет вернуться в нашу квартиру при университете. Она могла бы поехать к матери, но вы же знаете, какая она. Леди Бодриан на самом деле никогда не одобряла наш брак. Думаю, Теодосия была бы несчастна в Кеверол-Корт.
— Но она может поселиться в Радужном. Тетушки с удовольствием будут ухаживать за ней. Или к Сабине, в дом приходского священника.
— А это — идея! Но я знаю, что ей не захочется покидать меня… как и мне расставаться с ней.
— В любом случае, вы можете ее спросить.
— Я так и сделаю, — сказал он, немного приободрившись.
На следующий день я была во дворе, когда услышала, как кто-то окликнул меня тихим шепотом:
— Леди!
Я оглянулась и сначала никого не увидела. Потом из-за куста в углу двора показалась какая-то фигура. Это был молодой араб, которого я не встречала раньше.
— Леди, — повторил он, — у вас есть магия в горшочке, — он протянул ко мне руку, и я заметила, что она в крови.
— Конечно, я обработаю рану, — сказала я, — но сначала ее нужно промыть. Заходи.
Я привела его в маленькую комнатку с дверью, ведущей прямо во двор. В этой комнате часто бывала Табита. Она составляла здесь букеты. Я велела юноше сесть, а сама пошла в свою комнату за мазями Доркас.
Он следил за тем, как я промывала рану — очень неглубокую, как выяснилось, и когда я промокала ее, прошептал:
— Леди, я пришел, потому что мне нужно поговорить с вами.
Я внимательно посмотрела в его темные глаза и заметила, что он очень напуган.